=================================================================
Глава VIПрощаясь с Буквами Живого, Баб велел каждому из них записывать отдельно имя каждого человека, принимающего Веру и следующего её учению. Списки этих верующих следовало затем вложить в запечатанный конверт и отправить в Шираз на имя Его дяди по матери, хаджи мирзы сиййида Али, который, в свою очередь, перешлёт их Ему. «Я распределю эти списки,-- сказал Он,-- на восемнадцать групп, каждая из которых будет содержать девятнадцать имён. Каждая группа составит один вахид[1]. Все эти имена в восемнадцати группах, вместе с первым вахидом, состоящим из Моего собственного имени и имён восемнадцати Букв Живого, составят число Кулл-и-Шай'. Всех этих верующих Я упомяну в Скрижали Божией, дабы каждому из них наш Возлюбленный даровал, в День восхождения на престол славы, Свои драгоценнейшие благословения, и объявил их жителями Рая».
[1.] Числовое значение слова «вахид», означающего «единство», 19.
[2.] Числовое значение "кулл-и-шай" (что означает "всё сущее") -- 361, или 19х19.
Мулле Хусайну Он особо поручил высылать письменные отчёты о своей деятельности в Исфахане, Тегеране и Хурасане. Он обязал его сообщать имена тех, кто примет Веру подчинится ей, и тех, кто отвергнет истину и станет противиться ей. «Пока Я не получу твоего письма из Хурасана,-- сказал Он ему,-- Я не буду готов отправиться из этого города на Моё паломничество в Хиджаз».
Ободрённый встречей с Бахауллой, мулла Хусайн, преисполненный новыми силами, отправился в Хурасан. Находясь в этой провинции, он самым изумительным образом проявил ту возрождающую силу, которую вдохнули в него прощальные слова Баба. Первым, кто принял Веру в Хурасане, был мирза Ахмад-и-Азганди, самый знающий, мудрый и выдающийся среди уламов этой провинции. На каком бы собрании он ни появлялся - при этом не имело значения, насколько оно было многочисленным представительным - он всегда был главным оратором. Его благородный характер и чрезвычайная набожность укрепляли ту репутацию, которую он приобрел благодаря эрудиции, одарённости и мудрости. Следующим, кто принял Веру среди шайхи Хурасана, был мулла Ахмад-и-Му'аллим, который во время своего пребывания в Карбиле был наставником детей сиййида Казима. Затем был мулла шайх Али, которого Баб прозвал Азимом, и после него - мулла мирза Мухаммад-и-Фуруги, выше которого по учёности не было никого, за исключением мирзы Ахмада. Кроме этих выдающихся лиц, среди духовных вождей Хурасана ни один не имел достаточного влияния или нужных знаний, чтобы бросить вызов доводам муллы Хусайна.
«Паломник, по своему обычаю, старался максимально использовать время своего пребывания в деревнях, сёлах и городах, через которые он проезжал, продлевая его, если в этом была нужда, с тем, чтобы устраивать собрания, выступать против мулл, знакомить людей с Книгами Баба и проповедовать Его доктрины. Всюду его звали и везде ждали с нетерпением, желали увидеть из любопытства, слушали с интересом и легко верили его словам. Именно в Нишапуре он обратил в новую Веру двух важных лиц -- муллу Абду'л-Халик-и-Йазди и муллу Али, прозванного «Молодым». Первым из этих богословов был один из учеников шайха Ахмада-и-Ахса'и. Он был известен своими знаниями и красноречием и пользовался уважением среди народа. Второй, тоже шайх, был человеком строгой нравственности и глубокого понимания, занимая высокое положение муджтахида города. Оба они стали пламенными баби. Громогласно обвиняли они Ислам с кафедр мечетей. В течение первых недель казалось, что старая религия совершенно побеждена. Духовенство, деморализованное отступничеством своего вождя и испуганное публичными обвинениями, которые и его не обошли стороной, либо не показывалось на глаза. либо обратилось в бегство. Когда мулла Хусайн-и-Бушру'и прибыл в Машхад, он обнаружил, что жители, с одной стороны, взволнованы и расходятся во мнениях относительно него, духовенство же, с другой стороны, уже предупреждено и крайней обеспекоено, но пылает гневом и намерено изо всех сил сопротивляться нападкам, которые должны были вскоре обрушиться на них.» (Граф де Гобино, "Религии и философии в Центральной Азии", стр," . 139-140.)
Мирза Мухаммад Бакир-и-Каи'ни, до конца своих дней проживший в Машхаде, был следующим, кто принял Послание. Его душа была воспламенена такой любовью к Бабу, что никто не мог сопротивляться её силе или умалить её влияние. Его бесстрашие, неутомимая энергия, непоколебимая верность и честная жизнь наводили ужас на его врагов и, в то же время, служили источником вдохновения для друзей. Он предоставил свой дом в распоряжение муллы Хусайна, организовал для него встречи с уламами Машхада, и старался, как мог, устранять любые препятствия, которые могли помешать развитию Веры. Он был неутомим в своих усилиях, решителен в достижении цели и обладал неистощимой энергией. С неослабевающим рвением трудился он ради возлюбленного Дела до своего смертного часа, когда он пал мученической смертью в крепости шайха Табарси. В последние дни он был назначен Куддусом, после трагической смерти муллы Хусайна, предводителем героических защитников крепости. Он великолепно справился с этим делом. Его дом, расположенный в Бала-Хийабане, в Машхаде, известен в настоящее время под названием Бабиййе. Никто из вошедших в него не избежит обвинения в том, что он баби. Пусть душа его почиет с миром!
Мулла Хусайн, завоевав на сторону Дела столь достойных и преданных людей, решил письменно доложить о своей деятельности Бабу. В этом отчёте он подробно описал своё пребывание в Исфахане и Кашане, рассказал о том, что он узнал о Бахаулле, упомянул о поездке последнего в Мазиндаран, поведал о событиях в Нуре и, наконец, об успехах, достигнутых им в Хурасане. К отчёту он приложил список имен тех, кто отозвался на его призыв и в чьей стойкости и искренности он был уверен. Он отправил своё письмо через Йазд, передав его надёжным компаньонам дяди Баба по матери, которые проживали в Табасе. Это письмо достигло Баба в ночь перед двадцать седьмым днем месяца рамазан[1] -- ночь, которую глубоко почитают все секты Ислама, и которую многие считают не менее святой, чем саму Лайлату'л-Кадр, ночь, о которой говорится в Коране, что она «превосходит тысячу месяцев».[2] Единственный, кто был вместе с Бабом, когда это письмо достигло Его в эту ночь, был Куддус, которому Он показал некоторые открывки.
[1.] Соответствует ночи накануне 10 октября 1844 года.
[2.] Лайлату'л-Кадр, что означает "ночь силы", является одной из последних десяти ночей рамазана; согласно общему поверью, это седьмая ночь месяца, считая с конца.
Вот что рассказывал мирза Ахмад: «Дядя Баба по матери так описывал мне обстоятельства, при которых Баб получил письмо муллы Хусайна: "В эту ночь я заметил такое выражение радости и восторга на лицах Баба и Куддуса, которое я не в состоянии описать. В те дни я часто слышал, как Баб радостно повторял такие слова: «Сколь изумительно, сколь поистине изумительно то, что случилось между месяцами джамади и раджаб!» Читая обращённое к Нему послание муллы Хусайна, Он обратился к Куддусу и, показав ему некоторые отрывки, объяснил причину своего радостного удивления. Что до меня, то я остался в полнейшем невежестве касательно причины этого."»
Мирза Ахмад, на которого рассказ об этом событии произвёл глубокое впечатление, вознамерился разгадать эту тайну. «Моё любопытство не было удовлетворено до тех пор,-- сказал он мне,-- пока я не встретился с муллой Хусайном в Ширазе. Когда я повторил ему рассказ дяди Баба, он улыбнулся и сказал мне, сколь ярко запомнилось ему то, что в промежуток между месяцами джамади и раджаб ему довелось быть в Тегеране. Он больше ничего не объяснил и удовлетворился лишь этим кратким замечанием. Однако этого было достаточно, чтобы убедить меня в том, что в городе Тегеране сокрыта некая Тайна, явление которой миру доставит неописуемую радость сердцам Баба и Куддуса».
Упоминания в письме муллы Хусайна о немедленном отклике Бахауллы на Божественное Послание, об энергичной кампании, которую Он смело развернул в Нуре, и удивтельном успехе, сопутствовавшем всем Его начинаниям, воодушевили и обрадовали Баба, укрепив Его уверенность в конечной победе Его Дела. Теперь Он знал, что если Ему суждено будет пасть жертвой тирании Своих врагов и покинуть этот мир, Дело, явленное Им, будет жить; под защитой Бахауллы оно будет развиваться и процветать и, наконец, принесёт свои великолепные плоды. Умелая рука Бахауллы направит его шествие, а всеохватная сила Его любви укоренит это Дело в людских сердцах. Это убеждение духовно укрепило Его и наполнило надеждой. С этого момента боязнь неотвратимой опасности совершенно оставила Его. Подобно фениксу, радостно приветствовал Он огонь несчастий и радовался его жгучему пламени.